ещё выпьем, Филипп.
Феликс перечить не стал и решился на тост:
– Хочу выпить за эту братскую землю.
– Пока ещё не братскую, – помахал указательным пальцем Джебенко, ухмыльнувшись.
– Хорошо. Хочу выпить за эту некогда братскую землю, которой, как я уверен, через время мы протянем руку дружбы. Хочу выпить за вас, пан Джебенко! Киев всегда был красавцем городом, но с вашим приходом он стал ещё краше. Улыбчивые горожане, новые здания, частое упоминание вашей фамилии не как великого спортсмена, а как чиновника крупного масштаба. За вас!
– За меня! То есть спасибо, за меня, но без реляций! Феликс, а хочешь секрет? Сейчас я покажу тебе нашу тайную гордость – макет музея майданизации и декоммунизации.
– Горю желанием посмотреть.
Джебенко поднялся из кресла, потянулся, ударил себя в грудь и указал рукой на небольшую дверь. В примыкающей к залу просторной комнате стоял огромный стенд с макетом, укрытым прозрачным куполом. Над огромной площадью, окружённой парком, возвышалось здание в виде гигантской палатки. Рядом с ним расположилось строение, стилизованное под кастрюлю, а чуть поодаль ввысь устремлялась булава.
– Охуеть… – тихо выговорил Феликс. – То есть грандиозно.
– Погодь. Сейчас расскажу про эту грандиозу. В кибитке будет находиться основательная композиция.
– Основная экспозиция, – решила поправить Ирина.
– Ира, ты заткнись… Твоё дело молчать и сос… и составлять графики моего пребывания где бы то ни было. Итак, в кибитке будет основная экспозиция. Годы гнетения советской власти, годы тревоги и безраздумности. Огромные экраны, гиды в национальных костюмах, узничество в робах.
– Что в робах? – вытянул голову Феликс.
– Ну… ходячие макеты арестантов. Массовку с киностудии Довженко будем брать. Кино, один хер, не снимаем. Пусть играют боль и совесть страны. Дальше… Каждый час голосами известных актёров, певцов, музыкантов будет озвучиваться, сколько лет, дней, месяцев и часов исполнилось независимости Украины. Естественно, будут продаваться национальные блюда, вышиванки, шаровары, запустим оселедец-шоп.
– А что такое оселедец-шоп?
– То же самое, что и барбер-шоп, но только по выстриживанию оселедцев. Решившимся будем доплачивать и поставлять в течение года специальное масло по специальной цене.
– Великолепно! Это просто какой-то гений мысли все творил, – воскликнул Монахов.
– Но и это ещё не всё. – Джебенко попросил Ирину принести рюмки. – В этом здании сфеерической формы разместится панорама майдана.
– Пан Джебенко…
– Говори просто – Анатолий.
– Не могу. Пан Джебенко, а мне кажется, или здание напоминает кастрюлю?
– Не кажется. Я знаю, как над нами сарказмизируют враги, но! Нам не чужеродна самоирония. И кастрюля – это не только лишь для всех предмет варки. Мало кто может понять, что это лишь и символ. И наконец, булава.
– А в булаве что?
– В булаве все достижения Украины. В каждом шипе достижения Украины. В мореходстве, покорительстве космоса, машинопроизводстве, сельском хозяйстве и нобелевских науках.
– Впечатляет.
– Э-э-эх… Ещё как впечатляет! Давай выпьем, Филипп. Выпьем и на интервью.
Джебенко развалился в кресле и, закинув ногу на ногу, пытался играть в словесный конструктор. Феликс посматривал на диктофон и мысленно прикидывал, как он будет расшифровывать эту ахинею. Можно прибегнуть к специальной программе, переводящей звуковые файлы в текст, но, если она и поймёт этот бред, работа над ним займёт немало времени. Пытаясь подобрать слова, Анатолий подолгу смотрел на потолок, щёлкал костяшками пальцев, тёр колени и уши. Иногда Джебенко смеялся над своими шутками. В эти моменты Феликсу хотелось заплакать. Перед ним сидел типичный пацан из торпедного отдела одной из бригад, благодаря везению ставший фигурой. Феликс вспомнил бои Джебенко с соперниками, которых Анатолию подбирал промоутер, вёрткий негр, разрушивший мир супертяжей в угоду своей жадности и амбициям. Джебенко ходил, а не порхал по рингу, выкинув вперёд руку и трусливо удерживая соперника на расстоянии. Хрустальная челюсть Анатолия не держала хорошие хуки, и для него главным было отходить положенные раунды, чтобы получить незаслуженный пояс и очередной купленный титул. Камеры выхватывали гримасы разочарования на лицах зрителей, а у телевизоров матерились и засыпали знатоки бокса, помнящие бои Мухаммеда Али, Джо Фрезера, Льюиса Стивенсона и Майка Тайсона. На смену чёрным реактивным монстрам, влюбившим в себя весь боксёрский и небоксёрский миры, пришёл улыбчивый и удобный для промоутера Джебенко, поверивший в свои дутые победы.
Подбежала Ира с телефоном и сказала, что звонит президент. Джебенко вновь отбежал в угол зала и долго кивал. До Феликса донеслось: «Я не молчу. Я киваю, пан президент, вы просто не видите».
– А почему свой телефон не носите, пан Анатолий? – поинтересовался Феликс.
– Это вредность для мозговых полушарий. Излучаемость волнистости поражает важные клетки. Вот я сейчас поговорил с паном президентом, тут же появились плохо уловимые боли в висковой области черепной части. Выпить будешь?
Феликс отказываться не стал. Человек, всю жизнь получавший в голову на ринге, боится излучений мобильных телефонов. По утрам Джебенко пьёт апельсиновый сок, крутит педали велоэргометра, ест низкокалорийную пищу, не курит, но изредка позволяет злоупотребить спиртным. И всё это для того, чтобы поддерживать в должном порядке работу центров удовольствий, потому как умственная деятельность Анатолия – это не более чем работа плохой машины на холостом ходу. Феликс решил задать последний вопрос:
– Пан мэр, плох тот солдат, который не хочет стать генералом.
– Да. Слышал эту пословицу. Ещё знаю, что пуля – сука, штык – не в кусты.
– Именно. Так вот. Я не зря упомянул эту пословицу. Плох тот мэр, который не хочет стать президентом. Есть амбиции стать президентом великой Украины?
Джебенко вперил взгляд в стену, поверх головы Монахова, и Феликсу показалось, что бывший боксёр на мгновение впал в кому. Взгляд Анатолия не был задумчивым или пытливым. Он был пустым, но колким. Неожиданно челюсти бывшего атлета начали как-то неестественно скрежетать. Монахову стало не по себе. Джебенко встал, глубоко вздохнув, приложил ладонь правой руки к сердцу и запел «Ще не вмерла Украина». По правой щеке солиста заскользила прозрачная капля. К Анатолию тут же присоединилась Ирина. Она выгнула попку, приподняла грудь и подбородок и тоже затянула гимн. Вскоре запели и официанты. Причём один из них жутко фальшивил и строил отвратительные физиономии. Феликс тоже приложил руку к груди, но открывать рот для приличия не стал. Он смотрел на происходящее и не верил, что находится не на съёмочной площадке, а в офисе главы крупного города.
– Если что – звони, Филипп. – Анатолий нервно тряс руку Монахова.
– Обязательно позвоню. Обязательно. И вы к нам приезжайте, – забылся Феликс.
– Обязательно. Но только на танке. А лучше на белой лошади. Белой и с яблоками. Или с персиками, – захохотал Джебенко.
Подмигнув Ирине, Феликс покинул кабинет. До
